Опасный возраст

Иоанна Хмелевская

Часть вторая

ПЕРВАЯ МОЛОДОСТЬ  [1]

(продолжение)

Итак, по окончании учебы в Академии архитектуры я пошла работать. В те годы в вузах существовала система распределений. Меня распределили в Энергопроект, чем я была смертельно напугана, потому что настроилась работать в области жилищного строительства или, на худой конец, социального. С ужасом принялась расспрашивать своих более опытных коллег, что мне с этим фактом делать, с чего начать подготовку, а те, как сговорившись, советовали уже теперь, не откладывая, купить «кошки» и начать тренировку. Умение взбираться на столбы — главное в работе инженера-электрика.

В должности ассистента я приступила к работе в одном из отделов Энергопроекта, а моим начальником был один жуткий тип, фамилию которого я все же не назову, потому как дети его еще живы. Полуграмотный, невежественный, он еще до войны приобрел практику, работая с землемерами. Считалось, что к архитектуре имел отношение, а поскольку происхождение у него пролетарское, без труда поступил в Архитектурную академию и получил диплом инженера. Или сдал экстерном? Не имеет значения, факт, что стал моим начальником. Глупый, необразованный, с непомерным апломбом, он командовал своими сотрудниками, шпыняя их по любому поводу и самодовольно ругая на чем свет стоит нынешнюю молодежь, которая и в подметки ему не годится. В общем, куча дерьма на дорожке, которую лучше обойти, иначе долго будет вонять.

Я бы и рада была обойти, да ведь начальник, куда денешься? Приходилось терпеть, стиснув зубы, хотя я с самого начала вспомнила первую лекцию профессора Гриневецкого и его заповеди.

Из нашего начальника архитектор получился такой же, как валторна из козлиного хвоста. Не то что о тридцати вещах, он и об одной-то был не в состоянии думать. Проекты разрабатывал, жизнь заставляла, но учесть все составляющие элементы было свыше его сил. Каждый элемент он проектировал по отдельности, и в результате в его проектах стены влезали в середину окон, санузлы оказывались разбросанными по разным вертикалям, фасады были перекошены и не согласовывались никоим образом с крышами и стенами. В мои обязанности входило красиво и грамотно изобразить в чертежах его восхитительные проекты, и я на стенку лезла, тем более что он не разрешал ничего исправлять. Когда я, схватившись за голову, чуть не плача рассматривала очередное задание, начальник удовлетворенно гундосил у меня за спиной:

— Ну и молодежь пошла. Чему их только учат? Ни хрена не умеют. То ли дело я, с моим опытом.

Просыпаясь, я с ужасом думала о том, какой день мне предстоит. Восемь часов в одной комнате с этой холерой и чумой! Так не повезло с первой работой! Мне как-то сразу разонравилась моя профессия. А тут еще началась разработка грандиозных проектов двух электростанций, Люблинской и Конинской. Электростанции мы в академии не проходили, я действительно не имела понятия об особенностях их строительства. Наверняка должны быть какие-то особые фундаменты, ведь там будут установлены машины, наверняка следует руководствоваться специальными нормативами. И откуда мне знать, сколько места надо оставить для прохода между этими машинами? Может, они током ударяют?

Спасли меня две вещи. Вместо проекта мне поручили изготовить макет Люблинской электростанции из стекла и бристоля. Стекло я резала с помощью своего кольца (вспоминаете «Что сказал покойник»?), в котором два алмазика немного торчали и очень хорошо подходили для этой цели. А второй вещью были два административных здания при Конинской электростанции, разработку которых поручили мне. Слава Богу, не электростанцию, а нормальные здания для людей.

Через несколько лет, уже переключившись на журналистику, я поехала на Конинскую электростанцию, чтобы написать о ней репортаж. В своих поездках я собирала материал для большой статьи о значении колористических решений на рабочих местах. И вот я стою, смотрю на электростанцию и думаю: «Очень неплохо получилась у нас эта громадина. И общий ансамбль неплохо смотрится. Только вот интересно, какой кретин запроектировал над двумя административными зданиями эти высокие черепичные крыши? На кой черт они здесь, могли бы сделать более подходящие».

И вдруг вспомнила — ведь я сама же их здесь присобачила! Пришлось отказаться от прекрасного материала для статьи, прямо просился в нее этот отрицательный пример. Но другие крыши исключались, в соответствии с существующими тогда нормативами крыши на всех вспомогательных зданиях при электростанциях должны были быть высокими и черепичными.

Начальник меня допек, и я сделала все от меня зависящее, чтобы перейти в другой отдел. Теперь у меня стал другой начальник, а именно пан Северин. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что в "Бесконечной шайке"написала о нем достаточно много, но пан Северин Буковский был такой потрясающей личностью, и я так его люблю, что позволю себе еще кое-что рассказать о нем. Он вполне заслуживает этого. И не думайте, пожалуйста, что я его придумала. Нет, он существовал на самом деле и был именно таким, каким я его описала. Правда, его настоящее имя было Теодор, Северином я его назвала в "Шайке",но так привыкла к Северину, что теперь иначе его и не называю. Очень хочется верить в то, что милый пан Северин не будет на меня в претензии.

Его рассеянность превосходила всякое понятие. Наши столы стояли рядом, телефон был на моем, и сколько бы раз пан Северин ни звонил, разговор всегда начинался одинаково. Вот он поднимает трубку, набирает номер и приступает:

— Добрый день! Это говорит… э-э-э… говорит… того, значит… говорит…

— Буковский! — из сострадания подсказываю я.

— А! В самом деле. Говорит Буковский!

Тут я позволю себе небольшое отступление, но уж очень к слову приходится. По этому же телефону как-то говорил другой сотрудник, мой коллега. Позвонил, попал на коммутатор, назвал номер, с которым попросил соединить, и поинтересовался:

— Могу я попросить пани Капусту?

Занятая своими делами, я поначалу не обращала внимания на коллегу, но вскоре до меня дошло, что у него какие-то осложнения.

— Как это не работает? — орал он в ярости. — Ведь номер я назвал правильно! Должна работать и ждет моего звонка! Да, да, сто сорок шесть! Попросите пани Капусту! Капусту!!! Ну что вы мне говорите, она у вас работает. Нет, я не ошибся!

И вдруг, к моему изумлению прервав ругань на полуслове, швырнул трубку и испуганно посмотрел на меня.

— Езус-Мария! — произнес он. — Я перепутал, ее фамилия Зайцева.

Второй раз он позвонить не решился и попросил меня вызвать пани Зайцеву. Она и в самом деле там оказалась и уже ждала телефонного звонка. Коллега очень боялся, что у нее могут возникнуть нехорошие ассоциации.

Но вернемся к пану Северину. В "Шайке "о нем написана чистая правда. И угольщикам он заранее заплатил за краденый уголь, который они ему так и не привезли, и рисовал портреты по фотографиям для американских поляков по двести долларов за штуку. С «Цыганкой» у него нет ничего общего, на самом деле это вовсе была и не цыганка, а араб, к тому же в одном экземпляре, а не в двух. А жена пана Северина и в самом деле вынуждена была сама всегда обо всем помнить, не доверяя рассеянному супругу.

При всей своей рассеянности пан Северин умудрялся совершать весьма прибыльные поездки в Советский Союз. Ну кто бы еще догадался привезти, например, стиральную машину, доверху наполненную столь дефицитным и дорогим тогда у нас перцем-горошком? А территория ВДНХ была для пана Северина просто Эльдорадо. Как-то он привез туда и в мгновение ока распродал двести комплектов дамского белья и уехал, нагруженный электротоварами и оргтехникой.

Однажды он вез к себе в Польшу среди прочих вещей арифмометр и счетчик для такси. Как всегда, честно заполнил таможенную декларацию, перечислил в ней все свои товары, ничего не скрывая, а когда доехал до арифмометра, призадумался. Уж не знаю почему, слово «арифмометр» показалось ему слишком серьезным на фоне его прочих скромных товаров, и он обозвал его «счетами». Так и написал в декларации. Кто скажет, что на этом не считают? Когда дошел до счетчика, вдохновленный прежним успехом, не стал снова ломать голову и второй раз написал «счеты». Ведь счетчик считает километры, значит, можно так его обозвать.